Lake Baikal
Н.С. Щукин, 1848 г.

Море или озеро Байкал

Зимняя дорога по Байкалу и летняя около него; происхождение слова «Байкал»; мнения о происхождении самого озера.

Байкал замерзает в декабре и январе, а растаивает в мае. Здесь говорят, что море стоит подо льдом «от Николы до Николы», то есть от 6 декабря до 9 мая. Кто не согласится, что столь огромная площадь льда должна сильно охлаждать воздух весной?

С половины октября намерзают подле берегов закраины (забереги). В ноябре, при тихой погоде, они распространяются в море верст на десять, так что неопытному покажется, будто море замерзло; но густой туман над открытым пространством обнаруживает противное. Сильным ветром и волнами разрушаются эти закраины и прибиваются к которому–нибудь берегу; между тем туман постоянно тяготеет над озером: это время называется здесь «мореставом». Чтоб Байкал совершенно покрылся льдом, нужны некоторые условия: во–первых, мороз не менее 25°; во–вторых, сильный ветер в продолжение нескольких дней, которым бы воду перемешало и сильно охолодило; в заключение, необходима тишина, при 30° мороза. Тогда Байкал в одну ночь покроется тонким льдом, атмосфера прояснится, и даже в Иркутске, за 60 верст, узнают, что море стало. Тишина продолжается, лед крепчает, и на третьи сутки какой–нибудь смелый крестьянин из Посольского монастыря отправляется на тройке в море и прокладывает дорогу. Немедленно дают знать о том Иркутскому Губернатору и уездного города Верхнеудинска исправнику. Крестьяне из ближайших селений едут на Байкал с возами сосен, втыкают их в лед на известном расстоянии друг от друга, и зимняя дорога установляется. Весть о замерзнувшем Байкале распространяется от Иркутска до Кяхты, все говорят друг другу: море стало! В самом деле, эта новость приносит много пользы. Остановившееся на несколько месяцев сообщение возобновляется деятельно; купеческие караваны из Кяхты и туда потянутся длинными вереницами; из–за Байкала повезут в Иркутск множество битого скота; мена произведениями оживит молочную торговлю, и деньги быстро станут переходить из рук в руки.

Бывает, что Байкал, покрывшийся тонким льдом, опять делается непроходимым: сильным ветром раскачает воду в какой–нибудь полынье, волны начнут ломать тонкий лед, и море вскроется. Случается, что караваны с товарами идут по льду столь тонкому, что он гнется под возом; говорят, что иногда по первому пути лошадь пробивает лед подковами; однако же все кончается благополучно. Иногда посредине моря бывают полыньи, но их скоро затягивает.

Когда лед окрепнет, то близ обоих берегов, вдоль всего моря, делаются две трещины: их называют «становыми щелями». Эти щели происходят от осевшего на всей площади моря льда: вода в течение зимы, от малого дополнения притоками, уменьшится, и горизонт ее понизится. В том месте, где лежит дорога, трещину наполняют льдом, по которому переезжают на другую сторону. Трещины бывают и далеко от берегов; если они узки, то лошадь с разбегу перескакивает через них; но если очень широки, ищут узкого места, или колют лед и набивают им трещину сколь возможно гуще. Иногда лед вдруг лопнет перед бегущими лошадями, разойдется на несколько сажен и в тоже время опять сойдется. Иногда трещина остается в одном положении сутки, двое, покроется тонким льдом и вдруг сожмется; тогда лед на ней ломается, становится ребром и означает все пространство трещины.

Байкал замерзает по большей части гладко; только в некоторых местах лед, оторванный от закраин и замерзнувший в тихой воде, образует местами кочки (торос). В ясный день эти льдины удивительно отражают лучи солнца и горят как изумруды и бриллианты. Упавший снег всегда сметается ветрами, и лед на Байкале чист как стекло: это вредит слабому зрению при сильном отражении солнца. Зимой здесь бывают столь сильные ветры, что сбивают лошадей с повозкой, а пеший человек на гладком льду падает и катится по направлению ветра. Чтоб удержаться на одном месте, вынимают из ножен ножик, и, вонзив его сильно в лед, держатся за черень обеими руками. Каждый сибирский крестьянин и инородец непременно носит на поясе нож в ножнах по одну сторону, а по другую огниво.

В апреле море подле берегов растаивает на значительное пространство, тогда как посредине стоит еще крепкий лед. Это состояние Байкала называется «голомед». Тогда спускаются на море у Лиственичной станции, и 105 верст едут по льду до другого берега, запасшись кормом для лошадей и досками для настилки через трещину. На средине пути останавливаются, втыкают в лед пешню и к ней привязывают лошадей отдохнуть и поесть. Часа через два опять пускаются в путь.

Зимой дорога идет подле здешнего берега от Лиственичной станции до Кадильной, потом до Голоустной; отсюда уже пускаются через Байкал и перебегают в три или четыре часа 55 верст на одних лошадях.

Перед воздушными переменами, к буре или снегу, происходят подо дном, в бездне морской, чудеса: там раздается звон колоколов, пушечные выстрелы, громы, стоны, плескание волн. Эти явления бывают разительны среди моря. Если вы остановитесь, выйдете из повозки и ляжете на лед чистый и прозрачный, то увидите, что он весь в трещинах, как печной изразец. В глубине чернеет под вами бездна. Вдруг лед затрещал ужасно, как будто все проваливается куда–то. Шум пробежал мимо вас, и слышится уже в отдалении. Все утихло. Вдруг вы услышите вдали какие–то визги и стоны, слышите, как воздух пробивается пузырями сквозь скромную толщу вод, и булькает как газ в реторте. Тогда ямщик убедительно будет просить вас сесть в повозку и продолжать путь. «Не сердите, сударь, море: оно не любит, кто глазеет на него и любопытничает. Посмотрите, как заорет!» Народ почитает Байкал существом живым, одушевленным, с характером честолюбивым, своенравным и мстительным, и если не считает его божеством, то уже непременно духом, если не поклоняется ему, то боится и уважает. Есть мужички, которые хвалятся дружбой с Байкалом и ни во что ставят его капризы; через это слывут они во мнении робких знахарями. Не нужно объяснять, что смелость и ловкость спасали их от бедствий неизбежных для многих, и тем доставили почет и удивление.

Причину подледного шума в Байкале объяснить нетрудно. Огромная масса льда не может лежать ровно: в одном месте — от упавшей воды — она опускается, в другом — поднимается. Даже от суточного движения земли вода должна изменять свою поверхность, лед лопается и производит треск. Кроме того, воздух и газы, вырывающиеся из бездны, пучат и разрывают лед. Но отчего же подледный шум бывает слышен преимущественно перед переменой погоды? Может быть, изменения атмосферы имеют влияние на подземную лабораторию, усиливают или ослабляют ее действие...

Через Байкал плавают путешественники и купцы с товарами все лето до глубокой осени; в ноябре едут уж санным путем, по дороге, проложенной кругом озера. Кяхтинская торговля открывается обыкновенно в январе и феврале, и к этому времени купцы должны поспеть с товарами своими, во что бы ни стало. Много есть путей вокруг Байкала; но до настоящего столетия это были тропинки для верховых лошадей. Купечество жаловалось на трудность сообщений, а почта замедлялась на пути разлитием наледей по речкам и глубокими снегами. Думали, где бы устроить лучше и удобнее дорогу: тунгусы указали тропинку через гору Хамар–Дабан, и Правительство приступило к разработкам. В то же время указана была другая дорога: по берегу Байкала до речки Выдрянки, потом вверх по этой речки до невысокого хребта, перевалившись через который, выезжали на Баргойскую долину, а по ней ехали почти до самой Кяхты. Эта дорога самая удобная, и не требовавшая больших издержек; но Хамар–Дабанская была уже начата; оставить ее и войти с представлением о новой было неудобно.

Теперь кругоморская дорога идет от Иркутска через реку Ангару на запад, по горам, до юго–западного окончания Байкала, где стоит деревня Култук. Последний спуск к этой деревне простирается на 7 верст, однако же, дорога тележная. В Култуке берут верховых лошадей и едут восемь станций по высочайшим горам, имеющим до 1000 сажен от поверхности морской: тут нередко встречаются подъемы и спуски под углом 45°. Первый подъем — верстах в 10 от Култука на гору Култушную, с которой открывается бесподобный вид на Байкал. Дорога виляет направо и налево до вершины горы; потом идет по гривам гор все выше и выше, до станции Слюдянской, на расстоянии 30 верст. Здесь переменяют лошадей и, перевалившись через гору под Хамар–Дабан, подъезжают к самому грозному исполину. Гора эта стоит пред путешественником как стена; но искусство и смелость преодолели природу, и человек лезет на вершину ее по гладкому шоссе, обнесенному со стороны пропасти высокими перилами. Надобно сделать двадцать пять поворотов направо и налево, чтобы достигнуть вершины высунувшегося склона, через который перегибается дорога; настоящая вершина горы остается в стороне, однако же любопытный может подняться на нее до известной высоты, не слезая с лошади, а потом уж надобно пробираться по гривкам, соединяющим три вершины Хамар–Дабана. Куда ни обратите взор, повсюду встречаете ключи, падающие с камня на камень в бездну; шум от них так силен, что с трудом слышен голос говорящего человека. Здесь вполне выражается сибирская природа, и кто не бывал на Хамар–Дабане, тот не видал Сибири.

Купеческие караваны идут по этой дороге в ноябре и декабре, пока не замерзнет море. Глубокий снег иногда до такой степени покрывает Хамар–Дабанскую дорогу, что закрывает даже перила; тогда с величайшей осторожностью надобно спускать возы по крутизнам: при малейшей оплошности воз раскатится и увлечет лошадь в бездну. Ямщики спускаются в стремнину на веревках, и вытаскивают оттуда уже не лошадей, а только тюки с товарами.

Снега здесь так часты и так обильны, что после каждого проезда каравана дорогу заносит новыми сугробами. Тогда надобно расчищать ее особым способом. Обыкновенно два или три ямщика садятся на коней, и гонят перед собой несколько порожних лошадей: они протаптывают первую дорогу. Потом запрягают несколько лошадей в сани, а к ним привязывают срубленную сосну или кедр с ветвями: кедр, тащась по снегу, разбивает куски и приглаживает их, а сани и лошади дополняют работу. Устроив таким образом путь, караван пускается вперед. Иногда путь, только что проложенный и устроенный, вновь засыпает снегом; тогда принимаются опять за прежнюю работу.

За Хамар–Дабаном возвышается голец Шибет; подъем на него не труден, но голец этот верст на 15 не имеет ни одного кустика. Эта поднебесная степь открыта со всех сторон, и весьма опасна во время бурь и метелей, за которыми здесь дело не стоит. Горе путешественнику, захваченному «пургой» (как называют здесь метель): ночью он собьется с дороги, погрязнет в снегу, и гибель его неизбежна. Если погода хотя чуть сомнительна, особливо к ночи, то ожидают на станции утра, и тогда уже пускаются в путь. Иногда метель настает вдруг, неожиданно, без предварительных признаков, которые ямщики хорошо знают. Небо сольется с землей снеговым облаком, настанет темнота, и вы должны предаться на волю лошади, которая знает куда идти; но часто неопытный, самонадеянный путешественник сбивает с толка лошадь и ямщика; тогда одно чудо только может избавить их от гибели. Обыкновенно спешат проехать эту каменную степь как можно поскорее; ямщик, при малейших признаках бури, станет торопить вас, и не позволит заняться ни минералогией, ни ботаникой даже летом. Во всех здешних горах преобладает гранит; а известно, что минерал этот притягивает влажность из воздуха и, при малейшем охлаждении атмосферы, производит облака, дождь, или снег.

Сколько несносна и опасна эта дорога зимой, столько занимательна она летом. Разнообразие горной природы неистощимо, поэзия на каждом шагу. Еще повторяю: кто не видал околобайкальской дороги, тот не знает сибирской природы.

Проехав восемь горных станций, выезжают на долину, где кочуют буряты, с огромными стадами лошадей, коров и овец. Отсюда до Кяхты едут уже на колесах. Впрочем, едва ли не возможно ехать в экипаже и через горы; крутые подъемы потребуют только лошадей более обыкновенного.

В последнее время дорога по берегу Байкала и речке Выдрянке устроена на свой счет кяхтинским купцом Игумновым, и вероятно останется навсегда главной и почтовой.

Что значит слово «Байкал», до сих пор не решено, хотя в разысканиях и догадках недостатка не было. Одни производили его от китайских слов Бей–Хай, что значит «северное море»; другие — от тюркского Бай–Куль — «богатое озеро». Некоторые составляют «Байкал» из двух монгольских слов: Баин–Гал, что можно перевести и — «богатый огонь», и — «был огонь». Все эти выводы похожи на правду: китайцы имели право назвать Байкал «северным морем»; народы тюркского племени могли почитать его «богатым озером» по изобилию рыбы; а монголы, давнишние здешние обитатели, могли, пожалуй, быть свидетелями как проваливалась здесь «земля», выступил потом «огонь», и наконец явилась — вода...

Китайцам известен был Байкал до Р.X. В 119 году Китайский Двор отправил против хуннов, теперешних монголов, две армии: одну под предводительством Вен–Цина, другую под начальством Хоцюй–Бина. Последний разбил хуннов где–то близ Байкала: поднявшись на какую–то гору, он видел с нее Хань–Хай (то есть «море Хай»), что также как и Бей–Хай, означает в китайских историях Байкал.

Монгольский историк XVII столетия Санан–Сетсен называет Байкал — Байгал–Мурен, что значит «большая река Байгал». Отсюда видно, что еще до прибытия русских он назывался у кочевавших при нем народов теперешним же именем.

Обратимся к первобытным народам, обитающим ныне около Байкала: это буряты и тунгусы. Первые называют его Далай, вторые Лам; то и другое значит «море».

Русские вышли на озеро Байкал в половине XVII столетия, и в донесениях своих называют его Байкалово озеро. Выходит, что они это слово услышали в первый раз от бурят, обитающих за Байкалом: там слово Байкал употребительно; но кочующие на здешней стороне и теперь называют его Далай.

Слово Байкал встречается и в других местах Сибири, где искони обитали племена тюркские. В Тобольской губернии, по дороге к городу Тюменю, есть деревня Байкаловские Юрты. В Минусинском округе Енисейской губернии есть селение Байкалово. Фамилия Байкаловых повторяется между крестьянами и казаками Енисейской губернии. На вопрос: откуда они происходят? отвечают: «от моря Байкала». Ответ и мысль совершенно ошибочные: «от моря Байкала» некому было переселиться на реку Енисей; и теперь берега озера пусты, а жители Минусинского округа пришли сюда из окрестностей города Енисейска. Сходство слова и удобность разрешить вопрос причиной ответа.

К юго–западу от Байкала лежит большое озеро, которое носит у русских название Косогол, а окрестные жители называют его Кусагул, правильнее, вероятно — Кус–Кул. Слово это чисто тюркское, и значит «глаз–озеро»: весьма живописное название для озера, которое совершенно кругло и имеет посредине остров. Между тем, оно служит вместе доказательством, что когда–то в окрестностях Байкала живали народы тюркского племени. Следы их пребывания заметны, впрочем, и из других признаков: во–первых, из названий некоторых речек и урочищ; во–вторых, из курганов или древних могил, рассеянных по степям Аргунским. Теперь кочуют там племена монгольские; но известно, что монголы никогда не делали насыпей или курганов над могилами умерших: во всей Монголии нет их; напротив того, по долинам Енисея и Абакана везде курганы, а страны эти искони были жилищем киргизов, уйгуров и других тюркских народов. Около озера Косогола и теперь кочует народ урянхай, говорящий наречием тюркского языка, хотя и сильно испорченным влиянием монголизма. Персидский историк Рашид–эд–Дин говорит, что киргизы обитали между Селенгой и Енисеем; следовательно, владения их к северу могли простираться до Байкала. А что поколения тюркские обитали между северными монголами до времен Чингис–Хана, о том говорят все мусульманские историки, писавшие о монголах.

После этого, едва ли нет оснований заключить, что Байкал есть первоначально тюркское Бай–Кул, означающее «богатое озеро». Китайцы свой Хан–Хай и Бей–Хай, а монголы Байгал заимствовали у поколений тюркских, первобытных обитателей окрестностей Байкала, живших тут еще до Р.X. Так дошло оно до нас, русских, переделанное в Байкал, ныне освященное всемирным употреблением.

Вот наши выводы о происхождении имени Байкала; если они неосновательны и ложны, то, по крайней мере, новы. Мы готовы с удовольствием выслушать всякое дельное опровержение, и вызываем на бой наших ориенталистов. Может быть, им известны такие источники, о которых мы и не слыхали; тогда мы признаем себя побежденными, зато наука выиграет.

В заключение помечтаем о происхождении самого озера. Одни утверждают, что Байкал есть провал реки Ангары, происшедший от сильного землетрясения, когда–то в глубокой древности. Мнение это основанием имеет две реки Ангары: одна из них впадает в Байкал, а другая вытекает из него. Невозможно, говорят, чтоб две реки, столь отдаленные одна от другой, могли получить одно имя: тут протекала когда–нибудь одна река, под руслом которой сделался провал; реки наполнили его, явился Байкал, и потек прежним путем в реку Енисей. Кроме того, везде видны и поныне следы вулканов и страшного переворота: горы, стоящие по берегам озера, во многих местах спускаются в него утесами, и подобные утесы видны в самом озере; по берегам есть горячие ключи; из озера выкидывает асфальт и другие горючие минералы. Другие, напротив того, доказывают, что Байкал произошел в одно время с образованием всех вод, когда всемогущее Слово отделило воду от суши и природа начала действовать силами, единожды ей сообщенными. Мнение это опирается на следующие основания: во–первых, юго–восточный берег ровен и отмел, что противоречит уже мнению о провале; во–вторых, куда же стекали прежде реки Селенга, Баргузин, Ангара и сотни речек? Впрочем, на то и другое отвечать нетрудно. Отмелый берег Байкала произведен наносами реки Селенги, которая, в течение тысячелетия, могла переменять свое течение несколько раз, подмывать слабые горы и уносить обрушавшиеся массы в Байкал; подобное явление мы видим и теперь в устьях этой огромной и многоводной реки. Прочие реки и речки могли впадать в Ангару; могли даже образоваться во время сильного переворота земли, в одно время с Байкалом. Ключи и теперь являются на поверхности земли, а другие исчезают вдруг или исподволь; появляются даже новые озера. За Байкалом, лет 70 или 80 назад, вдруг образовалось Гусиное озеро, и заняло площадь верст на 15 длиной: дело все состояло в том, что одна из речек, впадающих в реку Селенгу, переменила свое течение при сильном разлитии, нашла котловину и наполнила ее собой.

Надобно, однако ж, признаться, что мнение о происхождении Байкала от подземного огня, увлекательнее: ему поддаются многие при первом взгляде на байкальскую природу. Землетрясения здесь бывают почти каждый год. Высокая гора Хамар–Дабан есть погаснувший кратер. Подобные вулканы встречаются и в других местах; есть даже курящиеся горы: к ненастью идет из них дым, видимый только издали, а если подниметесь на вершину горы, не увидите ни малейшего признака дыма; так он тонок и редок, что виден только издали, в большой массе. Во многих местах попадаются огромные глыбы лавы; естественно, что они вытекли из жерла огнедышащей горы. Кто знает? Может быть, когда истощенная лаборатория природы в байкальских горах скопит материалы, огонь брызнет там, где его не ожидали; тогда опять изменится поверхность земли, и воды получат другое направление.

Но есть основание думать, что кратеры байкальские исполнили свое назначение и погасли навеки. В Иркутских летописях мы находим, что в XVII и XVIII столетиях были там еще частые и сильные землетрясения. Теперь они слабы и редки; иногда не бывает их года по два. Последнее значительное землетрясение было в 1805 году, когда в Иркутске с собора сорвало крест с яблоком и отбросило сажен на 50 от колокольни к югу: каков же был размах самой колокольни? С тех пор не происходило сильных ударов, и жители Иркутска имеют полное право перестать бояться, что они или потомки их погибнут под развалинами домов своих, провалятся сквозь землю, или потонут в разлившейся Ангаре.

Источник: Журнал Министерства внутренних дел, ч. 23, 1848 г.

Отвечаем на ваши вопросы
Получить больше информации и задать вопросы можно на нашем телеграм-канале.