Байкал

Зимний Байкал, байкальские ветры

При устье речки Бугульдеихи Байкал замерзает всегда раньше, чем в других местах, и обозы, не желая бесполезно прокармливать лошадей, в ожидании пока по Байкалу проложится зимний путь, идут обыкновенно через Бугульдеиху, за неделю и более до открытия прямой дороги. Когда же Байкал совершенно замерзнет, тогда с обеих сторон, Посольской и Лиственичной, высылаются партии бурят и крестьян «вешить» дорогу, т.е. обозначать вехами путь для проезда, и сбивать «торосы» (льдины). В Иркутске в тот же день, как Байкал замерзает, узнают об этом наверное: небо проясняется, туман исчезает, и отдаленные горы ясно виднеются вдали, со своими характерными очертаниями. Иркутянин, мещанин или казак, запрягает лошадь в легкие саночки и едет (по–сибирски «бежит») в Лиственичную, чтобы проведать море. Вскоре потом потянутся из города обозы «за море» — и зимний путь устанавливается.

В некоторых местах Байкал покрывается льдом на протяжении 10–20 верст так ровно и гладко, точно зеркало, и едущие «вешить» дорогу с трудом двигаются во время ветра по льду; иногда ветер подхватит человека и свалит с ног: одно спасенье ножом или топором ударить в лед, чтобы удержаться на месте. Другого неопытного крестьянина ветер катит по льду версты две, повертывая с боку на бок, пока он не догадается ударить топором в лед.

Зимний почтовый тракт устанавливается через Байкал следующим образом: из селения Никольского первая станция идет по берегу до зимовья Кадильного; из Кадильного путь идет тоже по берегу до зимовья Голоусного, а от этого зимовья путь направляется прямо через Байкал, перерезая его поперек до Посольского монастыря. Станция эта имеет 50 верст. Проезжают ее на одних лошадях, безостановочно, в течение четырех часов и менее: лед гладкий как стекло, лошадям легко бежать, только и слышно, как они подковами постукивают по льду.

По первому зимнему байкальскому пути встречаются небольшие разносы и щели. Разносы неизбежны при начале зимы, особенно же при неровном замерзании Байкала. Разрывы на толстом льду и образование на нем щелей всегда сопровождаются звуками, похожими на пушечные выстрелы и перекаты отдаленного грома. На тонком льду щели всегда опасны, потому что у краев этих щелей лед гнется и обламывается: он не дает опоры не только лошадям, но и человеку. Провалившись, лошадь естественно силится выпрыгнуть на поверхность льда и еще больше обламывает его; вокруг того места, где она провалилась, образуется полынья, в которую погружаются и сани. Одно средство спасения лошади в том, что ее наскоро выпрягают из оглобель или перерезают гужи хомута; потом накидывают ей на шею петлю и давят: придушенная от спершегося внутри ее воздуха, лошадь всплывает на поверхность воды и ложится на ней боком, как мертвая; в это время ее мгновенно вытаскивают за шею и за хвост на поверхность плотного льда, подальше от полыньи, снимают быстро петлю и бьют кнутом, возбуждая в ней этим жизнь. Когда она поднимется на ноги, ее начинают гонять по льду, чтобы она согрелась. Такой способ вытаскивания лошадей из воды более удобен при артели, когда силы людей превышают тяжесть животного; но когда нет возможности вытащить лошадь описанным способом, тогда употребляют другое средство. Обрезав у лошади гужи хомута и накинув на шею ей петлю удавкой, подтягивают ее к краю льда; другой конец веревки привязывают к средине саней; в то же время, в нескольких саженях от полыньи выдалбливают во льду два отверстия и втыкают в них сани стоймя, задними концами полозьев, а на передние концы саней налегают всей своей тяжестью, стараясь опрокинуть их горизонтально и, таким образом, санями, как рычагом, вытаскивают на лед лошадь.

Поздней весной путь идет по Байкалу от селения Никольского прямо на Посольскую станцию, минуя Голоусную и Кадильную, и имеет 100 верст длины. Эта последняя дорога называется по–сибирски «голометью», т.е. бездорожицей. Ездят по ней в апреле, когда лед на Байкале потемнеет. В это время между станциями Голоусной и Кадильной лед делается рыхлым, образуются провалы, полыньи, и около берегов, саженей на пять, разливается вода. Но когда и путь «голометью» сделается затруднительным, когда лошади начнут проваливаться в тающем льду, и тогда еще находятся желающие переехать через Байкал, платя за переезд по 100 и по 150 рублей, смотря по тому, насколько опасен путь. Бывает так, что двое пеших крестьян перевозят через Байкал седока в легких саночках, выбирая, где покрепче льдины, и шагая по колена в тающем льду. Такими седоками бывают большею частью купцы и их приказчики, рискующие, в погоне за наживой, даже собственной жизнью. Иногда, запоздав с отдачей грузов в Иркутске, забайкальские крестьяне тоже рискуют перебраться по Байкалу в такое время, когда уже прекращается всякое сообщение по озеру. Прибрежные жители мною рассказывают об опасных случаях переправы через Байкал весенней порой. Об одной такой переправе передают следующее.

Возвращались ямщики из Иркутска; было у них лошадей сорок и их самих до 15 человек. Выехали они из селения Никольского рано утром и надеялись к вечеру добраться до Посольской станции. Время было позднее, и редко–редко кто решался пускаться через Байкал по опасному пути. Ямщики, однако, решились, не желая тащиться кругом Байкала и тратить на 500–верстный проезд свои трудовые деньги. Отъехали они верст 30 и стали замечать, что лед делается все мягче и мягче, однако продолжали путь. Кони стали уставать, и чуть ногами передвигают по колена в воде. Постояли ямщики немного, посмотрели на все четыре стороны и сообразили по приметам, что отъехали примерно верст сорок; а дело уже близко к вечеру, и солнце спряталось за высокими горами. Думают, ехать вперед опасно, а назад, пожалуй, еще хуже, потому что на этом обратном пути опять–таки предстоит дальняя дорога вокруг Байкала. Решили: «авось, Бог милостив, остается всего верст шестьдесят — может, доберемся». Опять поплелись. Смеркаться стало. Мягкий снег запорошил, да такой теплый, падает и тает. Мужики вздыхают, охают, шепчут молитвы и плетутся вперед. Лошади совсем заморились и тоже стали побаиваться: где помягче место — не идут, пятятся назад. Вдруг передняя лошадь совсем стала; а снег все сыплет, точно пухом, и тает на лету, сыплет и тает. Смотрят — впереди вода, трещина на льду, сажени на две шириной. Поплелись они вдоль по морю искать конца этой трещине, да так всю ночь промаялись, а конца не нашли; устали, иззябли и проголодались. А море нет–нет, да и выстрелит и глухим таким шумом подо льдом загудит. Знают мужики, что это в другом месте по морю опять трещина сделалась — и страшно им. Стало светать, а они все еще около трещины возятся и перебраться через нее не могут. Были с ними на всякий случай два–три лома и лопаты. Стали они заводить льдины в трещину, отбивали их ломами от одного места и запруживали ими воду, делая ледяной переход. Стали переправляться. Кони бывалые и опытные осторожно и тихо перебирались по льдинам, а молодые неопытные лошади боялись и не шли; стали их связывать и на санях перетягивать через трещину. Перетянули одну, другую — и только: стали сани под ними грузнуть, лед измельчал, и переправа прекратилась. Видят, дело плохо. Пугнули было лошадей кнутами, опасаясь долго возиться с переправой: одна лошадь бросилась с маху и утонула; мучились, мучились с лошадями и оставили их на верную смерть, а сами поплелись дальше. Идут, идут да посмотрят назад на оставленных лошадей, а бедные лошади все стоят около трещины. И те лошади, которых они перетащили, тоже поворачивают головами назад, точно скорбят о печальной участи своих товарищей. Дошло, наконец, дело до того, что лошади стали грузнуть по брюхо в воде. Оставили мужики и этих лошадей, побросали сани и побрели, едва передвигаясь, но таявшему льду, превратившемуся в кашу. Прошли они еще много ли, мало ли, идти стало нельзя: ноги уж очень глубоко грузли в рыхлом льду, стали они передвигаться ползком, почти покрытые водою... Вдруг, смотрят, селение Посольское стало видно; крест монастырский на солнышке играет. Заплакали мужики, глядя на церковь, и стали разные обеты давать, кто Иннокентию Иркутскому, кто Св. Николаю. Лежат они обессилевшие, а монастырская церковь к ним все ближе и ближе. Вот уже они и берег отличают, видят на берегу лодки, народ. Крестятся мужики и дивятся. Еще ближе берег стал... Тут только они заметили, что лед на Байкале тронулся, и их на большущей льдине прибивает к берегу. А с берега уже давно лодок пятнадцать отчалило и пробирается к ним между льдинами. Вышли они на берег и пошли прямо в монастырь молебен служить вместе с народом, собравшимся со всей деревни. Пока служили молебен, море уже успело унести лед к Баргузину, и пред глазами вышедшего из церкви народа открылась чистая синева моря.

Самое благоприятное время для плавания по Байкалу — май, июнь, июль. В эти три месяца редко бывают бури, и смелые поморы пускаются через Байкал на лодках. Лодки обыкновенно делаются с одной мачтой и парусом. На такие лодки более 400 пудов не грузят. В августе, особенно же в сентябре, в таких лодках по Байкалу плавать не решаются, так как в это время нередко бывают уже бури.

Байкальские ветры имеют свои особые названия. Есть ветер «гора» (N.W): он набегает всегда вдруг, дует из падей, находящихся между гор. Приближение этого ветра байкальские корабельщики узнают иногда по направлению движения туч. Почти таким же, но несколько слабее, считается ветер «сиверко» (N); дует он всего чаще осенью. Встречаясь с другим ветром, он производит на море особую волну, называемую «толкунцы». Есть ветер «култук» (S.W); этот ветер считается благоприятным для судов, плывущих от Лиственичного берега в Селенгу. Потом есть два благоприятных ветра для судов, плывущих из Селенги в Лиственичную: «баргузин» (O) и «верховик» (N.O). Бойкий и сердитый ветер, рвущий с якорей суда, называется «шалон» (S.S.O). Тихим и очень редким ветром считается ветер «полдень» (W). Есть еще ветер, под названием «холод» (S.O). Ветры на Байкале бывают иногда до такой степени сильны, что производят волнения, выбрасывающие на берег валуны с человеческую голову.

Самые главные промыслы на Байкале — рыбные. В Иркутске, в прошлом десятилетии, привозилось на судах рыбы омуля от 5 до 8 тыс. бочек ежегодно. Кроме того, в Забайкальской области распродается и потребляется этой рыбы в течение года до 3 тыс. бочек. Следовательно, ежегодный улов омуля можно считать до 10 тыс. бочек, а в бочке содержится до 1500 омулей.

Некоторые речки, впадающие в Байкал, как–то: Утулик, Выдрина, Переемная, Снежная, Мурино и Мышиха — принадлежат разным ведомствам и отдаются в оброчное содержание с торгов. Берут их на оброки разного звания люди: мещане, крестьяне, разночинцы, отставные солдаты, большею же частью казаки. Получив с торгов ту или другую речку, арендатор строит на берегу, при впадении ее в Байкал, зимовье и переселяется туда на временное жительство во время промыслов. Некоторые речки принадлежат кочующим бурятам, которые тоже переселяются на время промыслов к устьям речек. Оседлой жизни в этих местах нет, земля для хлебопашества не обрабатывается, потому что большею частью камениста, болотиста или песчана. Если есть кое–где по этим речкам части земли, более или менее годной для обработки, то сильные ветры препятствуют этому, выдувая из земли посеянные зерна.

Означенные лица, арендовавшие для рыбных промыслов устья речек, ловят разную рыбу, между которой главное и первенствующее по количеству место занимает, как сказано выше, омуль. Кроме него ловят сигов, судаков и другую мелкую рыбу. Замечательна между байкальскими рыбами, в зоологическом отношении, рыба, называемая голомянка (Comephorus baicalensis), водящаяся исключительно в Байкале. Эту рыбу собирают всего чаще по берегам Байкала, после сильных ветров. Волны выбрасывают ее на берег. Арендаторы, кроме рыбных промыслов, добывают по речкам выдру; осенью же в горах и прибрежьях, поросших лесом, бьют соболя, белку, лисицу, кабаргу (Muschus sibiricus), косулю (Cervus capreolis), оленя, лося, росомаху, волка, зайца и особенный вид сурков. Перед наступлением весны на льдах бьют нерпу.

• Д. Стахеев. Очерк Байкал. Часть 1.
• Д. Стахеев. Очерк Байкал. Часть 2.
• Д. Стахеев. Очерк Байкал. Часть 3.
• Д. Стахеев. Очерк Байкал. Часть 4.

Источник: Живописная Россия, т. XII, под. ред. П.П. Семенова, 1895 г.