Lake Baikal

Главная » История изучения Байкала » Н.Н. Сабуров. Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале » Часть 3

Н.Н. Сабуров, 1889 г.

Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале

Байкальский омуль, ольхонские рыболовные артели, ангарщина

Еще более важное значение имеет рыболовство у бурят Ольхонского ведомства. Территория ольхонских бурят представляет крайне невыгодные условия для культуры — почва камениста и неплодородна, вследствие чего земледелие существует здесь только в некоторых местностях и в самых ограниченных размерах, заведению полевого хозяйства препятствуют и климатические условия, особенно губительны в этом случае постоянные ветры, выдувающие почву в местах, обнаженных от слоя дерновины. Леса на материке истреблены, особенно близ Кутульского улуса, где находится Дума Ольхонского ведомства, и Куркутского, где открывается ежегодно с 15 июня по 15 июля ярмарка преимущественно для сбыта омулей. Приезжающие на эту ярмарку запасаются дровами заранее по дороге в ближайшем лесу, отстоящем от места ярмарки верст на сорок (близ селения Еланцы).

Следовательно, за истреблением лесов, звериный промысел, как и земледелие, не может поддерживать существование жителей, остается скотоводство и рыболовство. Но скотоводство дает только насущное пропитание бурятам, а добывание денег на уплату ясака и земских налогов, на покупку хлеба и на удовлетворение вообще разных потребностей несложного бурятского обихода зависит преимущественно от рыболовства. Рыболовством буряты занимаются не только около Ольхона, но некоторые из них плавают и в Верхнюю Ангару, иные в качестве самостоятельных промышленников, другие в качестве рабочих крупных рыбаков.

Рыболовство у бурят ведется на артельных началах, артелью управляет башлык,— более опытный рыбак, которому вся артель оказывает полное повиновение и который, однако же, за руководительство артелью не получает никаких материальных выгод, выручка от проданной рыбы разделяется поровну между членами артели и сообразно с затратами, произведенными на обстановку невода. Подобных артелей на Ольхоне существует около сорока. Каждая из них обладает неводом, составляющим единственный рыболовный снаряд около Ольхона, при неводе полагается две лодки — большая и малая, первая называется у русских неводник, а вторая подъездок.

Буряты ловят рыбу почти круглый год. Самой ранней весной, когда Байкал еще покрыт льдом, многие артели съезжаются в бухту Мухур–хал, где лед, находясь под влиянием ветра из глубоких горных долин, растаивает очень рано, и начинают здесь промысел, который продолжается все лето с той лишь разницей, что по мере открытия Байкала ото льда буряты то разъезжаются по разным бухтам, то снова собираются, заслышав о богатом улове в каком–либо месте. Около времени ярмарки, с 15–го июня по 15–е июля, они собираются в заливах Малого моря около Ольхонских ворот. В июле буряты заняты сенокосом на своих утугах, почему рыболовство несколько затихает, хотя и не приостанавливается совсем, бурят по окончании трудового дня не упустит случая, если погода благоприятствует, испробовать счастья — закинуть невод. По миновании сенокоса буряты–рыболовы опять все время посвящают рыболовству и до глубокой осени промышляют рыбу.

С появлением льда на Байкале буряты бросают рыболовство; с этого времени для них начинается праздник — каждый из них режет несколько овец, быка или коня; буряты, живущие впроголодь в другое время, теперь едят до отвала, предаются пьянству, ходят из юрты в юрту, ездят из одного улуса в другой. Скоро, однако же, запасы истощаются, буряты берутся опять за невод и начинают чрезвычайно трудный промысел — зимний, который и продолжается почти до начала летнего промысла.

Жители прибрежных селений ведут промысел по преимуществу на артельных началах и довольствуются от рыболовства очень малыми выгодами, сравнительно с крупными рыбопромышленными фирмами, которые ведут рыбный промысел в широких размерах, затрачивают на обстановку промысла целые капиталы и гонятся уже за большими барышами. Они обладают верстовыми неводами, имеют суда на Байкале, рыбоделы и разные другие хозяйственные постройки на тонях; одним словом, обстановка промысла у них лучшая, чем у мелких рыбаков из местных крестьян и бурят; они занимают и самые лучшие места ловли, арендуя их нередко у тех же крестьян; преимущественно в их руках находится ручной промысел в Нижнеангарске. Все это обусловливает то, что крупные промышленники преобладают на Байкале, и приготовляемые ими рыбные продукты,— соленый омуль и икра, первенствуют на рынке Иркутска.

Ловлей омуля крупные промышленники занимаются при помощи наемных рабочих, часть которых составляют местные крестьяне и буряты того и другого пола, но больше рабочих, а именно, около двух тысяч, нанимаются еще в Иркутске, это и есть прославленная ангарщина. Эти последние рабочие заслужили славу своей разгульной жизнью в Иркутске и не особенно твердыми понятиями о собственности вообще. Но такой взгляд на ангарщину не совсем справедлив. На Байкале они совершенно иначе ведут себя, там — это мирный народ, безропотно переносящий тяжелый труд и неприглядную обстановку промысла. Несмотря на скученность рабочих на местах ловли,— над ними нет никакого полицейского надзора, порядок поддерживается только хозяином и его приказчиками.

А между тем, жизнь рабочих действительно такова, что непривычный человек не вынес бы тяжелого положения ангарщины. Обыкновенная пища их — сухой хлеб да кирпичный чай; даже рыба дается не всегда. Но особенно поражает в положении рабочих на неводах неудовлетворительность жилища, собственно отсутствие жилища, так как большая часть артелей, виденных мной, помещается в корьевых балаганах; эти балаганы вполне не защищают ни от ветра, ни от дождя, ни от холода, не имеют ни малейших приспособлений ни для сидения, ни для лежания, и весь комфорт в них — разложенный на земле огонек, который своей теплотой должен защищать рабочих от всех невзгод переменчивой прибайкальской погоды.

Такой обстановке жизни соответствует и работа. Рабочие не знают правильного сна, так как на тонях обыкновенно принято, кроме дневной ловли, выкидывать невод вечером поздно и утром рано, по местному выражению,— тянуть зорянку утреннюю и вечернюю, на что употребляется почти вся короткая летняя ночь. Не мудрено после этого, что местные рабочие по окончании срока ненавистной для них работы, на которую они загнаны нуждой, не хотят наняться и за рубль в день, тогда как раньше работали чуть не за 30 к., а при наступлении конца срока, как мне пришлось быть свидетелем, просили во втором часу ночи немедленно рассчитать их, принимая минувшую полночь окончанием срока, на который они наняты.

В подобных же условиях жизни находятся крестьяне собственники неводов, промышляющие артелями по Карге. Но тяжелый труд и обстановка облегчается для них тем, что они хозяева; они нередко сменяются другими членами семьи, дозволяют себе удовольствие погулять в праздничный день на счет недельного улова рыбы, но главное, что придает энергии в работе пайщикам–собственникам — это надежда на хороший улов, а затем и наслаждение плодами трудов своих. Между тем ангарщина лишена всякого утешения в этом случае; что возможно взять вперед от хозяина в счет заработка, то уже взято, что придется получить при расчете осенью при окончании промысла, то не может подать повода к малейшей радости, так как эта получка сводится обыкновенно к трем — десяти рублям, а там холодная зима без работы и новый чисто каторжный труд на тех же неводах. Не удивительно после этого, что ангарщина предается самому отчаянному разгулу в Иркутске на те несколько рублей, какие попадут им в руки.

Цены на омуля возрастают уже давно, и в последнее время это возрастание стоимости омуля пошло очень быстро. В Иркутске в пятидесятых годах цены на омулей в розничной продаже были от 2–х до 5 к., в конце 70–х годов от 5 до 10 к., а в настоящее время от 6 и 8 к. до 12 и 18 к. Из этого обыкновенно выводят, что омуля стало меньше в Байкале, тем более, что ценность другой байкальской рыбы — хайрюза, совсем не возрастает так быстро: в пятидесятых годах эта рыба продавалась от 1 до 10 к. за штуку и в настоящее время средняя цена хайрюза редко превышает 10 к.

И действительно, история рыбного промысла на Байкале доказывает, что Байкал беднеет омулями; можно даже заключить, что в недалеком будущем этому промыслу угрожает упадок до самых незначительных размеров. Рыбный промысел на Байкале скоро после занятия Байкала русскими стал доставлять им постную пищу как в виде свежей, так и соленой рыбы. В царствование Елизаветы Петровны рыбные промыслы Байкала находились в оброчном владении графа Шувалова.

Основательные сведения о рыбах Байкала и о рыболовстве на нем сообщили академики Паллас и Георги, посетившие Байкал в начале семидесятых годов прошлого столетия. Тогда омуля в Байкале было так много, что рыбопромышленники пренебрегали ловлей его в летнее время и ловили летом только осетров, составлявших, по словам Палласа, богатство промышленников, и только осенью заплывали в рр. Селенгу и Баргузин для соления омулей, доставлявших насущный хлеб промышленникам, а в реки омулей шло столько, что рыбопромышленники успевали наловить и засолить, сколько кто желал и имел посуды. Вероятно, к этому времени относится сказание о том, что в старину омули шли в Селенге так густо, что по ним переходили с одного берега на другой. Да и ныне еще старики на Селенге помнят, что ход омуля в Шигаевой прежде бывал настолько необыкновенным явлением, что собаки лаяли, глядя на реку. Не мудрено поэтому, что во время Палласа и Георги омули были баснословно дешевы, бочка омулей вместительностью в 1600–2000 омулей стоила на Селенге 30 к., а в Иркутске 5 р.; мороженые омули продавались по 1 р. за тысячу.

Источник: Известия Восточно–сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, т. XIX, № 5, 1889 г.

Отвечаем на ваши вопросы
Получить больше информации и задать вопросы можно на нашем телеграм-канале.