Древние каменные сооружения

Не менее интереса представляют и древние сооружения из камней, расположенные вблизи берегов Малого моря как на материке, так и на острове Ольхоне. Впервые они были найдены Черским в 1879 г. и описаны им, впрочем, только в общих чертах в отчетах его за 1879 и 80 годы, причем, на его геологической карте показаны восемь мест нахождения этих сооружений, как то: около р.р. Харгоя, Сармы и Онгурена, на материке, на мысе Имыл–галдаши, в бухте Загли, на островке Хыбин и на мысах: Харгойском и Шибэтском на острове Ольхоне. Подробное описание этих древностей, которые Черский подразделяет на: каменные стены, выкладки, маяки и жертвенники до сих пор не было им обнародовано, и мы воспользуемся им в настоящее время из его рукописных заметок. Затем в 1881 г. две из каменных стен, именно: Харгойская и Шибэтская на Ольхоне были подробно описаны Агапитовым, ездившим с специально археологической целью (loco cit. см. выше); вместе с тем Агапитовым открыты здесь еще так называемые «китайские ступки» (см. ниже) и могилы с остатками как скелетов, так и изделий. Изложение наше мы начнем с каменных стен в том виде, в каком передает о них Агапитов, дополняя их сведениями, заимствуемыми нами из записок Черского.

Описывая стены Харгойскую и Шибэтскую, Агапитов говорит, что направление их везде поперечное относительно длины мыса, так что стена замыкает собой часть его со стороны материка (в этом случае, со стороны Ольхона) и укрепляла таким образом мыс, защищенный с других сторон крутыми скалами, омываемыми водой. Стены направляются поперек мысов, от одной стороны до другой, не оставляя незащищеным ни одной сажени пространства и даже опускаясь несколько по склону мыса, чтобы не дать возможности неприятелю обойти эту преграду; поэтому длина стены находилась в прямой зависимости от ширины данного мыса и достигает, на Шибэтском мысе 98 саженей, а на Хоргойском 83 (см. ниже), а так как мысы эти вытягиваются в общем к западу, то направление стены было от с. к ю. или от с.–з. к ю.–в. Высота стен не превосходит 3 метров (т.е. около 10 футов), но на значительном протяжении они разрушились и потому верхняя поверхность их представляет неправильную, волнистую линию, вместе с которой соответственно изменяется и высота, ниспадающая до 2 и даже одного метра. Во всех случаях кладка стены производилась без всякого цемента из одних гнейсовых плит длиной до 3/4 метра (даже до 2.5 аршин по Черскому), укладывавшихся как дрова в саженях. Как спереди, так и сзади, стены имели еще добавочные сооружения в виде пространства в диаметре от 2 до 5 и до 7 саженей, окруженные дугой или с трех сторон камнями, но ограды такие едва лишь поднимались над уровнем почвы. Подобных добавлений Агапитов насчитывает в Шибэтской стене четыре: два спереди, имеющих четырехугольную форму, и два сзади, полукружные, причем ближе к юго–восточной из передних пристроек располагаются две ямы, по одной с каждой стороны стены, обложенные камнями в виде круга в 1 сажень в поперечнике. В Харгойской стене Агапитов видел пять добавочных сооружений: три с передней, т.е. восточной и два с западной; крайние северные самые значительные; передний из них отличается одинаково высокой оградой, как и вся стена, и двумя симметрично расположенными углублениями, из которых в северном поставлена вертикальная плита гнейса, а в северной задней пристройке такая же, обложенная камнями яма, как и около Шибэтской стены. Из более существенных дополнений к приведенному Агапитовым описанию Харгойской стены, в рукописных заметках Черского находим, что каменные сооружения эти не ограничивались здесь только отделением мыса от Ольхона, пересекая несколько сузившуюся часть Харгойского отрога в поперечном направлении, а напротив, продолжались еще и вдоль южного берега мыса, по направлению к его оконечности. И действительно, сейчас же к западу от южного конца описанной Агапитовым стены, можно видеть, что такое же, но очень низкое сооружение сопровождает склон мыса к бухте на протяжении 44 саженей к юго–западу; затем, спустя 48 саженей, замечается еще часть низкой стены следующей к западу; далее, спустя 120 саженей, где берег поворачивает в общем на з.–с.–з., направляясь к оконечности мыса, наблюдаются еще два участка со стеной, один до 12 саженей в длину, а спустя 6 саженей, другой, где уцелевшая часть вала имеет всего лишь 7 саж. длины и до 2 аршин высоты, располагаясь на 3–4 сажени над уровнем озера. Вся эта часть разрушенного ныне или же не вполне достроенного вала имела, очевидно, целью между прочим и затруднить доступ к менее крутым частям склона, на самом краю которого и устраивалась эта стена. Таким образом, к длине главной стены на Харгойском мысе (84 сажени) следует прибавить еще более 63 саженей, так что общая цифра длины этого сооружения превосходит здесь 147 саженей. Кроме того, из записок того же путешественника видно, что ширина главной стены изменяется от 1 до 3.5 саженей, причем на внутренней ее стороне местами устроена возвышенная ступень для защищающегося гарнизона, а вдоль наружной замечаются следы неглубокого, впрочем, рва. В одном месте, на склоне к бухте, оставлен незначительный проход в виде ворот, тогда как в Шибэтской стене таких проходов два, из которых северо–западный уже (1 сажень), а юго–восточный до 5 саженей в ширину.

На поверхности Харгойского мыса, внутри ограды, где помещается и высший пункт (около 160' над озером), Агапитов находил еще обложенные камнями пространства от 6 до 9 саженей в диаметре («выкладки» у Черского), четырехугольного или круглого очертания с проходами и придаточными частями. Агапитов полагает, что выкладки эти, едва лишь возвышающиеся над уровнем почвы, так как они деланы только одним рядом камней, служили основанием юрт деревянных или войлочных (разве для последних); на Харгое их было 10. На том же мысе, на северной стороне от расположения предполагаемых жилищ, он нашел несколько сделанных в камнях углублений конической, цилиндрической или полушаровидной формы. Одно из них, цилиндрическое, имело 23 сантиметра глубины и от 22 до 27 сант. в диаметре; другое 9 сант. в поперечнике; третье, коническое, 43 сант. ширины и 18 сант. глубины, наконец четвертое из числа измеренных, 8 сант. глубины и 10 сант. в диаметре. Углубления эти имеют большое сходство с употребляемыми ныне бурятами, деревянными ступками для толчения высушенных хлебных зерен. Буряты, как передает Агапитов, называют эти углубления «китайскими ступками», точно также, как они, в разговоре с ним, приписывали и все упомянутые выше постройки «китайцам», между тем как Черскому они называли их «монгольскими» (монголи шибэ = монгольская стена), передавая даже и приведенное выше предание, согласно которому, монголы, заселявшие прежде Ольхон и прилежащие к нему местности, перенеслись мгновенно (во время сна) за Байкал, оставив после себя все эти каменные сооружения. Черский считает вероятным, что в этом случае, буряты смешивали китайцев с монголами; это подтверждается и тем обстоятельством, что приписывая (в разговоре с Агапитовым) стены и ступки «китайцам», на вопрос, кому принадлежат находящиеся там же (т.е. вблизи Харгойской и Шибэтской стен) могилы,— они отнесли их монголам (хара–монголам).

Могилы отличались неодинаковой наружностью. На Харгойском мысе Агапитов описывает сооружения, похожие на гробы; здесь две длинные плиты, поставленные на ребра, покрывались сверху тремя или четырьмя другими меньшими плитами; образованная таким путем полость была открытой с обеих сторон, хотя тут же лежали камни, которыми полость эта могла в свое время закрываться. Пробная раскопка дала здесь несколько оставшихся неопределенными костей; в числе их находилась и нижняя челюсть барана. Внутри Шибэтской стены, где следов жилищ не замечено, Агапитов точно также нашел могилу; она представляла здесь собой круг до 1 сажени в диаметре, обложенный камнями, почти не выдающимися над уровнем почвы, раскопка которой показала следующее. Сначала, под растительным слоем, по снятии гнейсовых плит, начали попадаться кусочки дерева, части деревянных четырехгранных, деревянных планочек в 25 миллиметр. ширины и 5 мил. толщины, а затем кусочки ткани с золотыми нитками; далее найдены железные удила с несимметричными звеньями, так как длина одного звена равнялась 98 мил., а другого 72; наконец, обнаружился костяк, лежавший на глубине 1 аршина. Череп был обвернут сохранившейся еще шелковой тканью, а сверху прикрыт деревянными планочками на крест, после чего, с трех свободных сторон, обложен каменными плитками. Голова лежала на седле, обделанном железом, может быть посеребренным. Направление скелета было с с. на ю., головой к северу; голова лежала на затылке, руки были вытянуты. Очевидно, что труп хоронился без гроба, обернутым в шелковую ткань и прикрытый деревянными планочками. Из украшений при нем найдено: много бус, одна серебряная серьга, по форме сходная с тунгусской, изображенной в сочинении Миддендорфа: «Коренные жители Сибири» стр. 717 русского издания. Между найденными бусами оказались: 7 желтых, стеклянных, непрозрачных, от 15 до 19 мил. в диаметре, 3 красные, кубические из какой–то мастики, до 10 мил. в диаметре, 4 цилиндрические бусы из той же массы до 8 мил. длины, 2 янтарные до 11 мил. длины и другие, меньших размеров, стеклянные, из которых пять были надеты еще на нитку. Тут же найдены: часть перстня, по–видимому, железного, медное колечко с кусочком кожи и меха, а также медная или латунная поделка, принадлежавшая, по–видимому, к украшениям седла.

На материке в окрестностях Ольхонской думы и еще ближе к Воротам Агапитов находил множество могил, но другого типа, нежели Шибэтская, отчасти более близкого к Харгойской. Могилы эти обозначались несколькими плитами (от 4 до 5' длины), поставленным таким образом, что вершины их сходятся, а основания врыты в землю; к плитам этим приставлялись другие, меньшие, так что в общем получается почти замкнутый конус или многогранная пирамида с полостью внутри. Дно такой полости заметно приподнято и там, уже на поверхности, попадаются нижние челюсти барана и черепки глиняных горшков. Для примера приведем и здесь результаты раскопки такой могилы. На глубине одного фута показались железные удила, еще более несимметрические, нежели Шибэтские, затем куски глиняного горшка с рисунком и кости животных; далее вырыто стремя с широкой овальной подножкой и кусочки сгнившего дерева; наконец, на глубине до 80 сантим. обнаружился скелет человека, лежащий головой к западу, в вытянутом положении, с кистями рук, покоившимися на тазовых костях. Около правой руки найдена одна буса черного стекла; из оружия оказалось: три железных наконечника стрел (до 13 сант. длины) со стержнем для вколачивания в дерево, части которого еще сохранились при стреле, и железный нож с таким же стержнем, длиной 188 мил. и шириной 20 мил., похожий на срисованный в сочинении Ворсо под N 360; при нем заметны следы деревянных ножен. Длина всего скелета от высшей точки темени до правого мыщелка голени (т.е. до начала стопы) равнялась 1.45 метра. Таких могил в местности, называемой Абазаевым утугом, в 4 верстах от Ольхонской думы, Агапитов нашел более 200; из них он разрывал 15; но найден всего лишь один скелет взрослого человека и один ребенка, при котором, с левой стороны черепа находилось кольцо; головой он обращался не на запад, как вышеописанный, а на восток. Высота конуса этих могил достигала 70 сант., а диаметр их от 1.3 до 2 метров. В расположении их, по–видимому, наблюдался некоторый порядок, состоящий в том, что вокруг более высоких конусов располагалось от 7 до 10 могил (должно быть более низких?). Второе место нахождения могил располагается около Куркутского улуса, в 1–2 верстах от базара (т.е. около Базарной бухты); здесь, по замечанию Агапитова, плиты были сложены ящиком, с наклонными четырьмя стенками, и кости не выдавались над поверхностью почвы, следовательно, могилы эти, по своей форме еще более приближались к Харгойским. Наконец, третьи из найденных им могил на материке, находятся уже в системе р. Анги, по дороге из дер. Еланцы к д. Тырген (см. выше), а четвертое кладбище на задах той же деревни. Раскопок, кроме упомянутых выше, более не производилось, так как Агапитов встретил в этом отношении систематическое противодействие со стороны бурят: они не только сами не шли работать, но угрожали тем русским, которых он успевал находить, обещая не пускать их в юрту, или же подговаривали их требовать непомерную заработную плату. По просьбе Агапитова несколько раскопов могил около Тыргена произведено было проживающим там по делам Коперницким, но результаты этих работ оказались очень бедными; самым интересным явлением следует, однако, считать то обстоятельство, что тип могил, осмотренных Коперницким, оказался отчасти схожим с так называемыми маяками или могильниками Минусинского округа и Забайкальской области: в этом случае они представляют четырехугольное пространство, длиной от 2.5 до 3 метров, обставленное вертикальными или наклонными каменными плитами; но на камнях не найдено никаких следов обделывания, никаких изображений.

Кроме всех этих находок, Агапитов упоминает еще о двух стенах на материке, которые были неизвестны Черскому, но место нахождения их означено им несколько сбивчиво, именно: «к северу с 1/2 версты от расположения ярмарочных балаганов, против мыса Харгой на острове»¹⁰¹⁾, между тем мы знаем, что балаганы эти построены в так называемой Базарной бухте материковой стороны Ольхонских ворот, насупротив мыса Улятый и бухты Загли, тогда как Харгойский мыс лежит не в Воротах, а на с.–з–ом берегу Ольхона, в расстоянии более 6 верст от Ворот и более 11 от Базарной бухты. О стенах этих сказано, впрочем, только то, что длина каждой из них достигает 60 саженей.

На основании всех собранных данных, Агапитов приходит к заключению, что как стены, так и найденные могилы, принадлежат одному и тому же народу, правдоподобно монголам, к чему склоняет его и разбор наличных исторических сведений о племенах, населявших прежде эти местности. Очевидно, что по древности народ этот относится уже к так называемому железному периоду (в противоположность каменному и бронзовому), обладал домашним скотом, различными металлами, глиняной посудой, приготовляемой с помощью гончарного круга, причем, судя по шелковой ткани и янтарным бусам, народ этот должен был иметь сношения с китайцами. При погребении гроба не употреблялись; с покойником клали принадлежности конской сбруи, оружие, украшения и, по–видимому, пищу в горшках; что же касается лошади, принадлежавшей покойнику, то она, быть может, сожигалась, так как кости этого животного не найдены вовсе; кости барана наверху могилы представляют очевидно остаток тризны. Неодинаковое положение тела относительно меридиана Агапитов объясняет своеобразными воззрениями монголов буддистов, у которых положение головы покойника к данной стране света зависит от месяца, в каком последовала смерть. Наконец, факт отсутствия скелетов во многих из раскопанных могил, причем вместе с черепками глиняных сосудов находились жженые кости (принадлежали ли они человеческому скелету?), склоняет Агапитова к предположению, что у интересующего нас племени, кроме обыкновенного погребения, существовал еще и обряд сожигания мертвых; но обряд этот должен был совершаться где–либо в стороне и потом уже пепел и сгоревшие кости собирались в погребальную урну и ставились в могилу, в которой, поэтому, угли находились лишь в весьма ограниченном количестве.

Отсутствие скелетов в могилах буряты объясняют Агапитову тем, что кладбища эти принадлежат монголам, не выселившимся с остальными за Байкал и за то проклятым Далай–ламой и осужденным лежать в земле несколько сот лет; в настоящее время срок наказания уже истекает и хара–монголы встают и уходят восвояси.

Из остальных мест нахождения этого рода древностей, в подробном описании Ольхона и берегов Малого моря мы упоминали уже 1) о нахождении небольшой каменной стены на острове Xыбин, насупротив оконечности Харгойского мыса на Ольхоне; 2) о такой же стене около западного мыса Харгойской бухты; 3) о маяке, в виде отвесно поставленной высокой, гнейсовой плиты на вершине мыса Имыл–галдаши, на Ольхонской стороне Ворот; 4) о стене, возведенной около вершины материковой Харгойской горы и 5) о полуэллиптической выкладке из камней на левом берегу выхода р. Сармы из Приморского хребта. В настоящее время нам остается дополнить этот перечень еще следующими находками Черского. 6) В знакомой нам уже бухте 3агли (в Ольхонских воротах), около части ее, известной под названием Мыхэрта, находится выкладка из камней (в один ряд), почти не превышающая уровень окружающей почвы, до 8 саженей в диаметре, в виде четырехугольника, одна сторона которого является дугообразной; 7) В заливе Хушилху, около оконечности западного мыса Xаргойской бухты (на материке), находится четырехугольная выкладка с диаметрами в 8 и 6 саженей; к северу от нее располагается вершина Харгойской горы с описанной выше каменной стеной. 8) Каменная стена, по типу Харгойской, найдена, наконец, Черским и в окрестностях долины рч. Онгурен (более 20 верст в с.–в. от первого Заминского мыса), с которой мы ознакомимся в следующем параграфе. Стена эта располагается на узком, параллельном Байкалу хребтике, образующем собой мыс Ядор, которым ограничивается устье Онгуренской долины с левой стороны; кроме того, хребтик этот слагает собой левый берег ближайшей к озеру, левой ветви Онгуренской долины, известной под названием Тонгужир. Ближайший к юго–западной оконечности высший пункт этого хребтика (120' над озером) окружен со стороны северо–западного склона упомянутой стеной, в виде дуги до 52 саженей длины и 24 саж. в радиусе; концы этой стены примыкают к юго–восточному скату хребтика, который, опускаясь почти отвесно к Байкалу, сам по себе служил уже неприступной преградой, не требовавшей искусственного укрепления. Высота стены очень незначительная, так что она имеет вид как бы недостроенной, в особенности потому, что здесь не видно камней, которые могли бы служить доказательством обрушившегося состояния ограды. Вдоль наружной стороны стены заметны явные следы рва, причем по длине ограды находится четыре прохода, значительная ширина которых (два до 7 саженей, один в 10 и один в 20 саженей), в сравнении с общей длиной крепостного вала, говорят еще более в пользу неоконченного его сооружения, как это мы видели и на вершине Харгойской горы. Наконец, 9) Черский описывает еще особенные сооружения из каменных плит, найденные им в окрестностях той же Онгуренской долины, именно, на гребне отрога Сонгол–хада, образующего правый берег Тонгужирской долины. Это были четырехгранные сооружения, сложенные в виде клетки или сруба с полостью в осевой части. Высота их не превосходила 1.5 аршина. Их найдено только три, из которых лишь один сохранился в совершенной целости. Сооружения эти весьма похожи на устраиваемые современными бурятами и сойотами жертвенники, известные под названием хан, только последние, как это мы видели в описании маршрута Черского в системе р. Иркута (озеро Ильчир), складываются из малых плиток и достигают незначительных размеров (около 1/2 арш. высоты).

Описанные находки в окрестностях Онгуренской долины, составляют крайний северо–восточный предел известного до сих пор распространения древних каменных сооружений около Байкала.

К ним присоединяются еще упомянутые выше сведения о нахождении каких–то памятников в том же роде около р. Курмы, а также сведение, почерпнутое Черским у Онгуренских бурят, о следах дороги, проложенной предположительно теми же древними монголами через один из отрогов гор, на пути от Замы к Онгурену (см. ниже), что требует еще проверки и ближайшего исследования. Невзирая на осмотр всего указанного количества этих древних сооружений, Черскому удалось найти около них только одно орудие. Это был род бруска, отысканный около Харгойской стены на острове Ольхоне. Брусок этот, сделанный, по–видимому, из мелкозернистого гнейса, имел 131 мил. длины, 66 мил. ширины и до 20 мил. толщины, с округленными концами, причем одна из его длинных поверхностей выпуклая и только оглаженная, с незначительными следами шлифовки, между тем как другая (противоположная) плоская и хорошо отшлифована. Брусок этот найден им лежащим в одной из полостей между камнями, из которых сложена стена. Кроме того, около самой стены им найдена очень дряблая и поросшая отчасти лишайником, бедренная кость человека.

Вообще, по замечанию Черского, все эти древние памятники с Харгойской и Шибэтской стенами включительно, требуют еще подробного переисследования; в особенности тщательному осмотру необходимо было бы подвергнуть береговые сооружения Харгойского мыса, обращая между прочим внимание и на вопрос, не могли ли они пострадать от позднейшего подмывания береговых утесов волнами Байкала. Соглашаясь в общем с выводами, к которым пришел Агапитов относительно народа, оставившего все эти памятники, Черский указывает лишь на то обстоятельство, что столь большое количество сооруженных укреплений никак не говорит в пользу «мирного характера» и таких же наклонностей этого племени, приписываемых ему Агапитовым на том основании, что в исследованных могилах «не найдено другого оружия, кроме стрел»¹⁰²⁾.

Источник: Землеведение Азии Карла Риттера. География стран, входящих в состав Азиатской России или пограничных с нею. Восточная Сибирь: озеро Байкал и Прибайкальские страны, Забайкалье и степь Гоби. Новейшие сведения об этих странах (1832–1894 г.), служащие последующими выпусками к русскому тексту Риттера, изданному под приведенным заглавием в 1879 году (дополнение к параграфу 51 Риттера). С.–Петербург, 1895.