По Селенге
Суровая и изменчивая сибирская природа заставляет сибиряка быть готовым ко всяким случайностям и не дает ему времени и возможности видеть в природе что–нибудь другое, кроме полезнаго и вреднаго... С одним человек должен бороться, другим должен пользоваться... Оттого–то, должно быть, мы, сибиряки, не замечаем и не кричим на весь свет о тех красотах природы, которыми окружены со дня рождения (я говорю, главным образом, о Восточной Сибири). Мы восхищаемся видами Швейцарии, Норвегии, Урала, приобретаем альбомы с плохими иногда снимками видов Альп и Кавказа, но восхищаемся больше «по моде», видим красоту видов, потому что на нее указывает подпись картинки... Если бы было иначе, то чем объяснить нашу инертность и близорукость: мы почти не знаем наших живописных рек, озер, гор и прелестных лесов. У нас нет спортсмэнских обществ, нет никаких указателей, хорошо подобранных альбомов, нет, часто, даже дорог и удобных способов передвижения к наиболее интересным местам. Попасть, например, на Саяны, даже в Култук или Тунку не так то легко и дешево, я уж не говорю о том, чтобы проехать по Иркуту или посмотреть красивую долину Чикоя.
Поэтому я был очень рад, когда представилась возможность проехать на пароходе по р. Селенге вверх от Верхнеудинска. Долину Селенги я знаю давно, но прежде как–то плохо замечал ея оригинальную красоту. Только теперь, сравнивая очертания берегов реки со всем виденным, удивляешься,— зачем ездят любоваться красотами природы за тридевять земель, когда тут — под носом — красивыя серыя гранитныя громады, гряды гор причудливой формы, то совершенно голыя, то покрытыя разнообразным лесом. Острыя высокия вершины сменяются широкими «падями», горы то сдвигаются, заставляя реку бежать в крутых берегах, то расходятся, предоставляя реке широкий простор образовывать целый ряд островов, поросших тальником, черемухой, яблоней, бояркой и др. кустарниками. Островов, поросших хвойным лесом, на Селенге почти нет, что, вероятно, объясняется намывным характером большинства островов.
Села и деревни попадаются довольно редко и даже распаханных полей по берегам в падях не так много. Масса земли, масса лесу не использовано. На вопрос,— кому принадлежат земли,— получается обычный ответ: «Казне»,— хотя это, кажется, далеко не всегда верно. Иногда земля принадлежит инородцам или крестьянам, но не обрабатывается, потому что крестьяне пробавляются полями, разработанными их отцами и дедами, а взяться за новь — «сила не берет», «достатки плохи». Жалобы на оскудение теперь проходят лейтмотивом во всех крестьянских разговорах. Прошлое,— то прошлое, которое мы называем темным и некультурным,— кажется им минувшим золотым веком, когда жилось привольно, деньги доставались сравнительно легко всякому энергичному сибиряку, и даже гнет всесильной тогда местной администрации не казался таким тяжелым.
В это, недавнее сравнительно, прошлое река оживала по преимуществу зимою — тянулись длинные обозы с чаем, с товарами, ехали приискатели, торговцы «пшеничкой»1),— и от всех их был доход прибрежным жителям. А летом и осенью рыба — омули и осетры — также приносила иногда немало барышей, теперь же и на рыбу пришло оскудение: хищническая, так называемая воровская ловля омулей сетями в устье Селенги, при входе их в реку для метания икры, значительно повредила рыболовам средняго течения реки — омулей теперь тут почти не ловят. Население не знает никакого кустарнаго промысла, фабрик и заводов нет2), земледелие почти никогда не прокармливает населения, благодаря засухам, недородам и т.п., а извозный промысел и содержание «зимовьев» (постоялых дворов) почти прекратились. Поэтому взрослое население часто разбредается в разныя стороны в поисках работы, а хозяйства разстраиваются, население беднеет.
1) Скупщики золота, продававшие его китайцам в Маймачен.
2) Исключая крупчатых мельниц в Тарбагатае и маленьких заводов для выделки кож в Усть–Кяхте.
Источник: «Восточное обозрение» № 216, 10 сентября 1904 г.