По поводу лова омулей на Байкале
Читатели «В. Об.» может быть помнят мою недавнюю полемику со старшиною байкальских рыбопромышленников, г. Сверловым. Помните, как трогательно г. Сверлов в своем опровержении описывал кротость гг. промышленников и их особливое попечение о байкальском омуле. Выходило, что гг. рыбопромышленники только и делают, что льют горькия слезы по поводу злосчастной привычки омуля лезть в невод и что с большим душевным прискорбием им приходится потом солить и продавать его...
Особенно жалобно–таково перечислял г. Сверлов напраслины, которыя гг. рыбопромышленники терпят от местнаго корреспондента и главным образом по поводу бакенов, установленных начальством посредине реки и самовольно передвигающихся к берегам ея, вследствие чего невода рыбопромышленников нечаянно захватывают всю ширину реки. (Я позволил себе тогда сказать, что эти «шалости» бакенов происходят не без участия рыбопромышленников).
Опровержение г. Сверлова в общем дышало таким импонирующим смирением пред «клеветническим» пером корреспондента (№ 146 «В. Об. 1899 г.), что я было пожалел о горячности своей заметки.
События последняго времени, однако, вполне подтверждают слова автора корреспонденции № 146 «В. Об.» и прекрасныя душевныя качества байкальских рыбопромышленников, по–видимому, разбавлены большою дозою хищничества, притом хищничества чисто сибирскаго, т.е. нелепаго по существу, но чрезвычайно вреднаго для общественнаго блага.
Вот что произошло месяца два тому назад на Ангарских тонях.
Лов «проходного» омуля кончился нынче поздно, в первых числах октября. Ловили по обыкновению правдами и неправдами, лишь бы вытащить больше рыбы и помешать ей пройти в реку для метания икры. Тем не менее, к счастью для байкальскаго промысла немного рыбы успело проскользнуть в реку. Рыбопромышленники были этим чрезвычайно огорчены и, дождавшись, когда рыба, выметав икру, направилась обратно в озеро, они перегородили р. Кичеру большим неводом с одного берега на другой и устроили так называемый запор, при котором ни одна рыба не могла возвратиться в озеро. К нижней части невода были навешены тяжелыя грузила, т.ч. невод плотно прилегал ко дну реки, а верхняя его часть была приморожена ко льду.
Около этой непроницаемой стены и залегла вся рыба, направившаяся в Байкал. Когда ее набралось достаточное количество, рыбопромышленники устроили на нем чисто сибирскую охоту, т.е. вычерпали всю без остатка. Никто не был пощажен: вылавливали и никуда не годную молодь, и другие сорта рыбы, которые в продажу не идут, причем всю эту ненужную рыбу и не брали, а прямо выбрасывали на лед, на съедение птицам и зверям. Этот разбой своего рода дал 200 бочонков омулей, хотя погублено было вообще рыбы «множество», как выражается один из очевидцев этого лова.
В этом деянии гг. рыбопромышленников легко усмотреть три очень важных нарушения, на которыя во имя сохранения рыбных запасов Байкала, т.е. народнаго достояния, следовало бы обратить самое серьезное внимание.
Во 1–х, лов рыбы в реках, впадающих в Байкал, «запорами», т.е. перегораживанием всей ширины реки, воспрещен специальными правилами и, конечно, является очень серьезным нарушением, которое не следует оставлять безнаказанно. Во 2–х, лов рыбы без всякаго разбора нужной и ненужной, причем ненужную бросать на съедение птицам и зверям является также ничем неоправдываемым расхищением народнаго достояния, которое, если по нашим законам и ненаказуемо, то во всяком случае должно быть осуждено, как вид самого жестокаго хищничества.
И наконец 3–е, воды рр. Ангары и Кичеры в своих низовьях приналежат местным тунгусам, и зимний лов здесь рыбы русскими промышленниками является незаконным и должен быть квалифицирован, как пользование чужой собственностью.
Последнее обстоятельство я позволяю себе подчеркнуть, в виду крайне бедственнаго положения здешних тунгусов, имеющих в рыбе Ангары и Кичеры свое главное пропитание.
Эти инородцы также доверчивы и наивны, если еще не в большей степени, чем сам байкальский омуль; известно, что за ведро водки можно добиться от них, что все племя подпишется под каким угодно общественным приговором, даже таким, что право лова рыбы в Кичере принадлежит русским промышленникам. Что–то в этом роде имело место и нынешней зимою. Мой корреспондент сообщает весьма характерный факт.
Один из участников зимняго избиения омуля в р. Кичере, крестьянин Гаськов, поссорившись из–за чего–то с рыбопромышленниками, подал заявление в Тунгускую инородную управу о том, что русские рыбопромышленники перегораживали запором Кичеру и требовал производства дознания. Рыбопромышленники были очень встревожены этим заявлением. Собрались они с тунгускими выборными, судили, рядили целых три дня, и вот замечательное постановление по этому делу. (Корреспондент мой подчеркивает, что черновик этого постановления будто бы написан рукою помощника старшины гг. рыбопромышленников).
Тунгусский Шуленга производил самое строгое разследование на берегу Кичеры, не нашел здесь никаких следов «запора». Поэтому должно заключить, что или по Кичере не ловили рыбы вовсе, или ловили, но не перегораживали всю ширину реки. Любопытно, что это постановление подписано между прочим и Гаськовым, который признается, что сделал ложное донесение и обязуется «больше этого дела не возбуждать». Сообщаемые мною факты довольно обыденны в Сибирской жизни, но не пора ли на них обратить серьезное внимание?
Источник: «Восточное обозрение» № 30, 8 февраля 1901 г.